«Сказки программируют детей быть несчастными»

Доктор психологических наук Вадим Петровский

АНАТОЛИЙ ЧУРГЕЛЬ «НИ» за 9 Сентября 2013 г.

С этого учебного года в России ввели новый стандарт дошкольного образования, отделив обучение детей от воспитания и ухода за ними. Дошкольное образование должно быть построено не на передаче знаний, а на передаче культуры, полагает в беседе с «НИ» доктор психологических наук член-корреспондент Российской академии образования Вадим ПЕТРОВСКИЙ. По его словам, в детские сады нужно приглашать пенсионеров-специалистов, а многие сказки следует запретить, так как они программируют детей быть жестокими и несчастными.

– Новый стандарт дошкольного образования предусматривает приоритет развития творческих способностей над обучением грамоте и счету. Разве детский сад не должен готовить к школе?

– Еще в 1988 году я был соавторомгосударственной концепции дошкольного образования. И там была введена парадигма личностно ориентированного образования в противовес учебно-дисциплинарной модели. И хотя нельзя добиться равенства в том, что будут показывать дети в итоге, нужно говорить о равных возможностях. Я был свидетелем и того, с каким воодушевлением на нашу теорию реагировали практики и как на нее отреагировало государство. Когда вместо идеи самоценности детства нам опять подсунули идеи предшкольного образования. Сейчас мой коллега и соавтор директор Федерального института развития образования Александр Асмолов как раз и старается «пробить» идею стандартов, основанную на той, смотрящей в будущее концепции. Надеюсь, что может получиться. Потому что даже министр Ливанов (министр образования и науки Дмитрий Ливанов. – «НИ») сейчас высказывается в этом же духе.

– Чему же будут учить детей?

– Поясню на примере. У меня был мастер-класс, который назывался «Сказкотерапия и сказкотирания». Те сказки, которые сейчас слышат дети, чудовищным образом программируют их на несчастье, на жестокость, наощущение беспомощности. Это сказкотирания. Вопрос в том, как сделать сказку инструментом развития, а не подавления личности. Нужен прорыв к новым сказкам, а через них – к новой действительности. Писать сказки и рассказывать их детям – это реальный путь персоногенеза, то есть создания личности.

– Сочинять и рассказывать сказки будут воспитатели?

– Кадры готовить необходимо. Причем это не просто информация, не просто некое знание, которое передается книжками или на лекциях. Это должна быть культура, которая передается в личном контакте. Вот я сейчас с вами говорю и понимаю, что если бы здесь находился ребенок, он бы перенимал образцы: как говорить, как задавать вопросы, возражать, соглашаться. Каким образом мы подготовим тех, кто сможет передавать это детям, если они сами выросли в совершенно других условиях? Никакие курсы повышения квалификации не дадут возможности вырастить эту культуру. Когда ты на курсах, то в среде себе подобных ты растешь. А потом оказываешься там, где был, и все начинает ломаться, рушиться.

– Вы пытались эту задачу решить?

– Еще в советское время я разработал модель «инновационной волны», когда идет выращивание на местах психологов-педагогов-экспериментаторов, а потом преподавателей- экспериментаторов педучилищ и преподавателей-экспериментаторов вузов, которые постепенно передают образцы своей деятельности. Но сейчас вижу, что это был утопический проект. Потому что он подразумевает не только финансирование, но и очень высокий уровеньвключенности, энтузиазма. Откуда это возьмется? Мне вспоминается академик Василий Давыдов, разработчик уникальной программы, реализованной в 91-й московской школе. Его воспитанники к шестому классу уже заканчивали школьную программу, а дальше занимались развитием литературных, художественных, математических способностей. Когда Василия Васильевича спросили, как он собирается внедрить свою систему, он выдержал паузу и сказал: «Вы знаете, я – пессимист. Это никогда не будет внедрено».

– Получается, что экспериментировать можно только в рамках отдельно взятого детсада или школы?

– Не ощущаю себя ленинцем, но у него была замечательная фраза, когда он конспектировал Гегеля: «Отойти, чтобы вернее попасть». Так получается с тем, что мы придумываем в России – оно к нам возвращается с Запада. В университете, где я сейчас работаю, – западная ориентация: главное – догнать, оказаться вровень, а не найти какие-то свои собственные ресурсы, опоры и ценности. Ощущение собственной неадекватности порождает импульс вылезти, подняться, уравняться. А позитивных векторов развития очень мало.

– В советское время было иначе?

– Я сам учился в двух школах: советской и антисоветской. Советская школа, на мой взгляд, была полным убожеством, хотя это была экспериментальная школа МГПИ им. Ленина. Директор школы по фамилии Макаров писал кандидатскую диссертацию на тему «Педагогические воззрения Н.К. Крупской». У него были большие кулаки, а в кабинете стоял кожаный диванчик. Школьники не сразу понимали, зачем ему такой диванчик. Только оказавшись на нем и познакомившись поближе с «педагогической системой Крупской», они прозревали. Родителей директор не вызывал – разделывался сам. Пока, наконец, школьники не устроили ему «темную».

– А «антисоветская» школа – что это?

– Это 2-я физматшкола, которую я закончил. Помню 1 сентября, 9-й класс. У нас выступал кто-то из очень крупных академиков-математиков: «Ребята, ну что вы сюда пришли? Посмотрите солнышко, жизнь идет. Что вы здесь будете делать? Идите отсюда!» Это было замечательное начало, мы аплодировали, мы были поражены этим посылом. Мне очень повезло с математиком – Юрием Ивановичем Маниным. Сейчас он членкор РАН, а тогда ему было 28 лет, и он стал лауреатом Ленинской премии. Целостная гармоничная личность, прекрасный поэт, чьи математические книжки начинались цитатами из Шекспира.

– Сейчас такие школы есть?

– Очень мало. Но если школа объединена идеей честности, нравственности и творчества, то она выживет. Я не верю в социализм в отдельно взятомгосударстве. Но в отдельно взятую школу я очень верю. Есть очень талантливые педагоги, и таких я знаю. Но в государственную политику, касающуюся школы, оснований верить у меня нет.

– А если открыть школы и детские сады для профессионалов из других сфер?

– Это замечательный путь. Невозможно вырастить большое количество «новых» воспитателей и учителей в условиях наших педучилищ и вузов. А предметников, которые могли бы работать с детьми, – множество. Это люди, которые обладают реальной профессией. Присутствие профессионалов – ключевой момент в развитии детей в школе и детском саду. Всегда есть уйма пенсионеров, которые могут дать детям многое и по профессии, и потому что сами нуждаются в общении.

http://www.newizv.ru/society/2013-09-09/188566-doktor-psihologicheskih-nauk-vadim-petrovskij.html

 

Среднее и лишнее образование

Сергей Лесков — о вступившем в силу законе «Об образовании в РФ»

Российские школы входят в новый учебный год с новым «Законом об образовании в РФ», но приблизит ли он мечту об обществе знаний?

Журнал «Огонёк», №35 (5295), 09.09.2013

В детстве самым страшным книжным героем мне казался кардинал Ришелье, который коварно и упорно преследовал трех мушкетеров. Кардинал Ришелье казался гораздо чудовищнее любого дракона и колдуна. Повзрослев и заглянув в книжки, я узнал, что кардинал Ришелье считается прогрессивным политическим деятелем, а мушкетеры с д’Артаньяном объективно тянули исторический процесс назад. Но я не верю в такую интерпретацию, все равно кардинал кажется мне злодеем. К примеру, Ришелье, когда учреждал во Франции Академию наук, высказался в том духе, что государство, все подданные которого образованны, было бы так же чудовищно, как тело, имеющее глаза на всех своих частях. Иными словами, хорошее образование — это один из инструментов кастового общества, а высокая наука — вообще занятие для элиты. Ну не мракобес ли кардинал после этого?

Новейшие времена перевернули эти представления. В постиндустриальный век информационного взрыва знания стали производительной силой и формируют основной прирост прибавочной стоимости, о чем Маркс и думать не мог. Кстати, современным пролетариатом, как считают социологи, надо считать специалистов, занятых в сфере информационных и компьютерных услуг. Но если это так, то возникает вопрос: почему российский учитель стоит на социальной лестнице ниже и живет хуже, чем во времена мракобеса Ришелье? По нашей исторической шкале — хуже, чем в XIX веке, когда папа маленького Ленина, работавший инспектором народных училищ, был весьма состоятельным человеком, который вращался в приличном обществе.

В соответствии с запросами времени в 1984 году, когда перестройка стояла на пороге и готовилась выломить дверь, придумали 1 сентября отмечать День знаний. Я тогда работал в самой популярной комсомольской газете, и чуть ли не весь номер посвящался этому событию. Каждый год за месяц до Дня знаний мы начинали искать обаятельного академика, который выступит с лекцией о том, как хорошо и полезно быть умным. Академик обычно свысока соглашался, а лекцию мы писали сами, не догадываясь, что сеем семена растления, которые погубят академию в эпоху рыночных перемен. Сегодня никто не поверит, но этот рассказ занимал целую полосу большого формата! Кстати сказать, несколько десятилетий в газете самой популярной рубрикой был «Клуб любознательных», где речь шла о серьезной науке. И опять же сегодня ни одна газета такого расточительства себе не позволит, потому что в цене любопытство совсем иного свойства — гламурные сплетни и криминальные сводки.

С момента учреждения Дня знаний минуло почти три десятилетия, но престиж знаний в нашем обществе не только не вырос, но, напротив, имеет неуклонную тенденцию к понижению. Накануне 1 сентября среди школьников провели опрос: кем они себя видят в будущем? Работники «Газпрома» и государственные чиновники, а также прокуроры, судьи и следователи — вот горизонт притязаний современного молодого человека. В конце списка, как статистическая погрешность, профессии, о которых когда-то слагали песни и которые связаны с реальным благосостоянием страны и накоплением материальных ценностей — ученые, учителя, конструкторы, рабочие и мастера высокой квалификации.

Еще совсем недавно был всенародно объявлен курс на построение общества знаний. Мы декларировали стратегический курс на переход от сырьевой экономики к экономике знаний. Действительно, это вопрос национальной безопасности, ибо в развитых странах основную долю прироста ВВП формируют высокие технологии, а доля России на этом рынке смехотворно мала, ниже Сингапура. Курс на модернизацию, экономику знаний и смелые инновации экс-президент Дмитрий Медведев сделал своей визитной карточкой. Однако, несмотря на вереницу наукоградов, открытие национальных исследовательских университетов, учреждение моды на инновации, громогласную поддержку Сколково и Роснано, переброску институтов в Курчатовский центр, что напоминает недоброй памяти переброску сибирских рек в Среднюю Азию, несмотря на все усилия, выбраться из сырьевой ямы мы не можем.

Вся проблема в том, что образование и наука не в цене, совсем другие достоинства открывают путь к успеху. Ученый — это лох, профессор — чмо. Говоря на современном сленге, знания перестали быть ликвидным товаром, в качестве фьючерса не котируются. 70 процентов национального благосостояния формируются сырьевым сектором, носители знаний путаются под ногами, поднимают пустую пыль.

И вот к нынешнему 1 сентября школе мощным напряжением чиновничьего разума преподнесен долгожданный подарок. Вступил в силу новый закон об образовании. На его подготовку ушло 8 лет. Внесено почти две тысячи поправок! Государственная дума и Минобрнауки перелопатили горы документов. Но если вдруг пред нами предстанет оптимист, который скажет, что новый закон кардинально повлияет на бедственное состояние нашего образования, мы поймем, что этот чудак упал с Луны.

Закон об образовании — настоящий бюрократический шедевр. Для экономии средств у сирот отобрали льготы, положенные при поступлении в вуз. Зачем сироте льгота, объясняют в министерстве, если в государственном интернате так плохо учат, что все равно в университете курс не осилить? Может, сразу сироту на кладбище отправлять, чтобы еще и квартиру не давать? Зато школьникам, которые подвизаются в спорте, разрешили вовсе в школу не ходить, а заниматься по индивидуальному графику. Что может быть важнее для страны, чем золотые медали? Блеск Нобелевской премии меркнет перед медалью Олимпийских игр! Особенно когда мы забыли, как выглядит Нобелевская премия.

У школ теперь в обязательном виде будут интернет-сайты, бесплатные учебники, строгая одежда, учебные заведения переходят на подушевое финансирование, поднимаются от муниципального подчинения до уровня субъектов Федерации… Скучно перечислять, но ясно, что востребованность образования эти мудрые предписания оставят в том же чахлом состоянии.

Общество знаний и закон об образовании — это два разных материка. Потому что реальные проблемы образования далеки от формальных законов. Кстати, школа — это не только образование, но и воспитание. С каким нравственным багажом выходит сегодня на жизненный путь выпускник школы? Единый государственный экзамен, первое соприкосновение с родимым государством, учит отрока тому, что тот, кто честен, оказывается аутсайдером, зато обман, подкуп и ловкость рук открывают дорогу к преуспеянию. Впрочем, закон до таких мелочей опускаться не может.

Эпиграфом к Дню знаний мог бы стать афоризм Фрэнсиса Бэкона «Знание — сила». Между прочим, Бэкон и Ришелье были современниками, руководили исполнительной властью, один — в Англии, другой — во Франции. Думаю, бурный промышленный рост в Англии на фоне стагнации во Франции в XVII веке во многом вызван разным отношением к образованию и знаниям в этих странах. Лорд-канцлер Бэкон изрек много афоризмов. Мне больше всего нравится такой: «Цена каждого человека равна цене накопленных им знаний». И очень жалко, что изречение Бэкона, которое было актуальным в XVII веке, выглядит в российской школе анахронизмом и не может быть использовано в качестве эпиграфа к новому закону об образовании.
http://www.kommersant.ru/doc/2259585

 

Тень знаний

Текст: Андрей Максимов (писатель, член Академии Российского телевидения) 02.09.2013

Российская школа — такое удивительное учреждение, которое все время реформируется. И вот в этих бесконечных, как печаль двоечника, реформах мы все больше думаем о вопросах технических и как-то забываем о проблемах сущностных.

Зачем вообще ребенок ходит в школу? В чем смысл образования? Могут ли учитель и ученик сотрудничать в деле получения знаний?

Я нередко читаю лекции в школах и с удивлением убеждаюсь: школьники не умеют ответить на вопрос: «Что такое знание?» Поразительно, не так ли? Строитель знает, что такое дом; бизнесмен знает, что такое деньги, а человек, который одиннадцать лет делает знания, — не знает, что это такое.

Удивительно ли, что приходящие на первый курс студенты никак не могут понять и, главное, поверить, что человек учится для себя?

Как для себя? Для оценки, для учителя, на худой конец, — для родителей. Но — для себя? Разве нам нужно было все то, что давали нам в школе? Мы сдали ЕГЭ и забыли почти про все, как про страшный сон. Одиннадцать лет мы учились для того, чтобы сдать ЕГЭ, а теперь выясняется, что надо учиться для себя? Интересное дело… Нам трудно перестроиться…

На самом деле дети повторяют тут то, что говорят — словами или делами — сами взрослые. Каждый год мы обсуждаем проблему ЕГЭ. Другими словами: каждый год мы обсуждаем не как учить, не зачем учить, — мы обсуждаем, как оценивать.

Разве это не важно? Важно. Но любая оценка — это итог, результат некоторой деятельности. А в чем суть этой деятельности, мы понимаем?

Великий педагог Януш Корчак писал: «Воспитатель обязан уметь терпеливо ждать, когда разовьются способности ученика». Я хотел бы видеть этот лозунг висящим в каждой школе на видном месте.

Синоним слова «образование» — «возникновение». Так вот, суть школьного возникновения человека не в том, чтобы запихнуть в его голову максимум информации, а в том, чтобы увидеть его способности и дать им развиться.

Разве Господь посылает кого-нибудь на Землю зря, просто так, ни за чем? Не может быть! Нет ребенка, у которого вообще не было бы никаких способностей, но есть взрослые, которые не помогают ему эти способности выявить и проявить.

Призвание — это то, ради чего тебя призвали на землю. (Задумываемся ли мы над тем, что «призвание» и «призыв» — это однокоренные слова?) Призвание — это невыносимое, неудержимое желание делать что-либо. Думает ли об этом наша школа? Помогает ли она ученику разгадать и обрести свое призвание?

Зачем нужна дорога, если она не ведет к Храму? Зачем нужна школа, если она не помогает обрести призвание?

Из многих наших школ ушел главный принцип взаимоотношений учителя и ученика, сформулированный еще Пифагором: учитель должен стремиться передать свои знания, ученик — стремиться их получить.

Здесь все важно: и то, что учитель передает свои знания, то есть то, что ему важно, нужно и интересно. И взаимное стремление и притягивание.

Должен сказать, что я считаю современного учителя практически святым человеком. Говорю без иронии. В ситуации вечного ремонта (то есть реформ); в ситуации, когда надо писать бесконечное количество отчетов; в ситуации, когда системой образования недовольны практически все, а ты, учитель, для всех есть центр и символ этой ремонтирующейся системы, — в такой ситуации надо ежедневно входить в класс и пытаться учить людей, которые больше всего на свете боятся не незнания, а двойки… Как говорится, в одном моем любимом фильме: «Не скажу, что это подвиг, но что-то героическое в этом есть».

Думаем ли мы над тем, что вся система образования должна быть направлена не на то, чтобы учителю было удобно оценивать ученика, а на, чтобы создать систему сотрудничества: ученик-учитель?

Кто важней в доме: муж или жена? Важна система их взаимоотношений. То же — и в школе. Проблема не в том, кого поставить во главу реформы — учителя или ученика, но в том, чтобы создать условия для возникновения этой системы взаимоотношений. Если нарушена нормальная связь «учитель-ученик», то вся система образования распадается, как распадается дом, в котором муж и жена не связаны своей системой.

В основе любого дела, любого поступка человека лежит философия этого дела и поступка: ответ на вопрос «Зачем?» В нашей бесконечной школьной реформе мы крайне мало, а главное, неохотно думаем не над техническими вопросами, а над главным: зачем наши дети ходят в школы и как они там образуются?

…А знаете, какой на самом деле есть единственный критерий образования-возникновения человека в школе? Представьте себе, что после одиннадцатого класса детям раздается анкета с одним-единственным вопросом: «Смогла ли школа сделать вас более счастливыми?»

Вам кажется, что счастливыми могут назвать себя дети, которые лоботрясничали, ничего не делали и ничего не узнали? Напрасно вы так плохо думаете про детей вообще и про сегодняшнее, весьма прагматичное поколение в частности… Выпускник, не понимающий, чем заниматься после школы, но хорошо осознающий, что ничего не знает, — вряд ли будет ощущать себя счастливым.

Вам кажется, что вопрос про счастье — излишне романтический и не практичный? Искренне жаль… Если школа не делает человека счастливым, значит, она делает его несчастным.

Зачем нужна дорога, которая не ведет к Храму? Зачем нужны реформы, если они не делают ребенка счастливым?

http://www.rg.ru/2013/09/02/maksimov.html

 

Обновленный закон «Об образовании» не оправдает возложенных на него надежд, уверены эксперты

ДИАНА ЕВДОКИМОВА »«НИ» за 2 Сентября 2013 г

Со вчерашнего дня в России упразднены колледжи и ПТУ, дававшие начальное профобразование, вузы больше не выпускают специалистов, воспитанники детсадов занимаются по образовательному стандарту, а школьники могут рассчитывать на индивидуальныйграфик обучения. Таковы нормы обновленного закона «Об образовании в РФ», который накануне вступил в силу. Авторы закона и представители Министерства образования и науки говорят, что документ решит многие проблемы современногопросвещения. Эксперты «НИ» не так оптимистичны в своих оценках, полагая, что документ в нынешней редакции «ударит» прежде всего по небольшим сельским школам и должен быть доработан.

Новый закон заменит сразу два документа – «Об образовании» и «О высшем и послевузовском профессиональном образовании». «Документ объединил все лучшие образовательные практики. Мы готовы к переходу на работу в условиях нового закона и уверены, что он будет на благо и ученикам, и учителям, и обществу в целом», – заявила на пресс-конференции в пятницупервый заместитель министра образования и науки Наталья Третьяк.

Отныне дошкольное образование будет регулироваться федеральным государственным образовательным стандартом, утвержденным в прошлый четверг. «Стандарт фактически исправляет те перегибы, которые сложились в ряде учреждений дошкольного образования, – подмену детского сада начальной школой. Задача детского сада – не научить ребенка писать, читать, считать, а так подготовить его к школе, чтобы он хотел учиться, имел реальные возможности социализации в иных условиях», – отметила Наталья Третьяк. При этом любую итоговую аттестацию для дошкольников стандарт запрещает.

С введением нового закона исчезают училища и колледжи, которые давали начальное профобразование, а средние учебные заведения больше не делятся на общеобразовательные школы, лицеи, гимназии и прочие. «Зачастую такое деление ограничивало учреждения в выборе образовательных программ. Например, лицеи не могли реализовывать программы с углубленной гуманитарной дисциплиной или программы для детей с проблемами здоровья». Кроме того, каждый ребенок будет прикреплен к школе неподалеку от его места жительства. Финансироваться школы и вузы будут исходя из количества учащихся.

Впервые в законе появился принцип сетевой реализации образовательных программ. Это значит, что ребенок может обучаться одновременно в нескольких образовательных организациях. «Особенно это актуально для ребят, которые проявляют способности в области искусства, спорта или профессионального образования», – заявила Наталья Третьяк. Теперь каждый учащийся имеет право на индивидуальный учебный график, который может быть полезен и детям с ограниченными возможностями. Впервые появилась в законодательстве и дистанционная форма школьного обучения, а также понятие «инклюзивного образования», подразумевающего совместное обучение здоровых детей и детей-инвалидов.

Власти ожидают, что система образования станет более прозрачной и открытой. Каждое образовательное учреждение должно размещать на своем сайте определенную информацию. Она будет доступна как родителям, так и различным проверяющим органам. Вторым теперь не придется направлять запросы, а надо будет просто брать информацию с сайта. Предполагается, что электронный документооборот сократит бюрократию.

Впервые на законодательном уровне признается особенный статус педагога и введена финансовая гарантия уровня оплаты его труда. «Она должна быть не ниже средней заработной платы по промышленности в каждом регионе», – отметила Наталья Третьяк. Однако и требования к педагогам повышаются. Например, с апреля ведется разработка федерального профессионального стандарта педагогических работников.

Изменения коснулись и высшего образования. Обязательной отныне является «ступенчатая» болонская система образования, когда студенты заканчивают бакалавриат, а затем, при желании, поступают в магистратуру. Аспирантура становится третьим уровнем высшего образования. Сокращен список льготников при поступлении в вузы: дети-инвалиды принимаются в пределах квот (10%), а дети-сироты будут поступать по общему конкурсу (правда, им гарантируется бесплатное зачисление на подготовительные курсы). «Конституция предполагает получение высшего образования на конкурсной основе. Не все ребята, которых принимали без конкурса, были готовы к освоению образовательной программы. В итоге они отчислялись с первого-второго курса», – объяснила Наталья Третьяк.

Из закона также исчезло ограничение, которое ранее не позволяло взимать со студентов более 5% от стипендии за место в общежитии. Как ранее писали «НИ», вузы по всей стране уже этим воспользовались и повысили оплату за проживание. «Мы мониторим ситуацию с вопросами платы за общежития. Если у вас есть какие-то случаи необоснованного повышения, то сообщайте. У нас есть горячая линия Министерства, «живой журнал», – сказала Наталья Третьяк, отвечая на вопрос коррепондента «НИ». «Нас не радует, что нет ограничивающей нормы оплаты, но появились другие механизмы контроля. Мы будем вести собственный мониторинг и передавать в Министерство образования случаи, когда в разы повышалась оплата», – добавил секретарь Общероссийского профсоюза образования Михаил Авдеенко.

Отметим, что не все эксперты так же позитивно относятся к документу, как власти. «Закон опасен и может привести к тяжелым последствиям», – сказал «НИ» президент Всероссийского фонда образования Сергей Комков. Он полагает, что в законе отразились все самые большие ошибки, которые накопились после принятия прошлого закона. Г-н Комков критикует нормативно-подушевой принцип финансирования, который, по его словам, приводит к уничтожению школ в малых городах и населенных пунктах. Эксперт выступает и против болонской системы, которая «была нам навязана и сыграет отрицательную роль». Он также не рад исчезновению начального профессионального образования: «Это значит, что мы перестали готовить квалифицированных рабочих для тех отраслей, где не нужно среднего образования». И наконец, Сергей Комков отмечает, что процесс воспитания не нашел своего места ни в новом, ни в старом законе: он полагает, что школа должна не только обучать, но и воспитывать. Эксперт уверен, что в ближайшем будущем начнется процесс редактирования закона. «Значит, идея принять закон, который не придется изменять и дополнять, осталась нереализованной», – говорит г-н Комков.

http://www.newizv.ru/society/2013-09-02/188185-nauka-i-zhizn.html

 

Проблема независимости судов и независимости экспертиз – из одного ряда

КАРТ-БЛАНШ. Конфликт интересов на почве ЕГЭ

Александр Абрамов Об авторе: Александр Михайлович Абрамов – член-корреспондент Российской академии образования.

01.08.2013

Ситуации с единым госэкзаменом (ЕГЭ) в стране вызывают серьезную обеспокоенность у Генеральной прокуратуры России и требуют радикального прокурорского вмешательства, заявил 30 июля первый заместитель главы надзорного ведомства Александр Буксман. По его словам, «уже не первый год серьезное беспокойство общества вызывает практика проведения в средних школах ЕГЭ, задуманного в свое время как эффективная антикоррупционная мера при поступлении выпускников школ в вузы».

Эта же тема – проблемы ЕГЭ – стала предметом обсуждения в Общественной палате 22 июля. Об этом чуть ниже, а сначала необходимое введение.

Принято такое толкование: «Экспертиза – исследование какого-либо вопроса, требующее специальных знаний с представлением мотивированного заключения». Системная организация экспертных служб в стране – задача чрезвычайно важная и актуальная. Это главное средство защиты от дурака, жулика и непрофессионала. Очевидно, например, что рост числа техногенных катастроф и аварий (будь то катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС или пуски «Протонов») говорит не только о падении производственной дисциплины, но и об игнорировании мнений экспертов, неоднократно обращающих внимание на тревожнейшие тенденции.

Вся история ЕГЭ, начиная с года его рождения (2000-й), – это цепь вопиющих нарушений естественных процедур принятия решений. Общая концепция, отчеты о ходе так называемого эксперимента, ежегодные полные отчеты об итогах года отсутствуют. Соответственно отсутствуют и обобщенные экспертные заключения.

Общественная экспертиза велась постоянно: количество критических выступлений в СМИ и профессиональной печати зашкаливает. Но столь же постоянно мнения оппонентов ЕГЭ игнорировались: «Нехай клевещут!» Ежегодно, после очередных скандалов, Минобрнауки утверждало: «Недостатки действительно есть, но на следующий год мы все усовершенствуем». На следующий год повторялось то же самое.

Теперь о последней «экспертизе» ЕГЭ в Общественной палате. Выделю три обстоятельства.

Во-первых, прозвучали вполне сенсационные радикальные предложения. О выделении двух уровней экзамена: базового и профильного. По существу, речь идет о разделении выпускного и вступительного экзаменов. Кроме того, предлагают отказаться от тестов. Вернуться к устным и письменным формам (вплоть до сочинения!). Еще одно предлагаемое нововведение – открытые публикации заданий с резким увеличением вариантов (это главное средство борьбы со злоумышленниками, мошенниками и хакерами). Все это и многое другое постоянно предлагалось критиками ЕГЭ в течение 12 лет. Тем самым начался явный отход от первоначальной идеологии ЕГЭ, что есть косвенное признание крупных ошибок и отступление организаторов затеи.

Во-вторых, осознавая сложность проблемы «модернизации» ЕГЭ, участники собрания заявили о предстоящих изменениях с 2015 года. Проблем действительно много: повышается субъективность оценок, резко возрастает вероятность ошибок при составлении заданий и недопустимых разбросов в их сложности. Но главное в том, что в следующем году система сохраняется. А тем самым кошмары года настоящего сохранятся и обретут новые формы.

В-третьих, фантастическое впечатление производит набор «экспертов». Это министр Дмитрий Ливанов, которому следовало бы вместо новых предложений представить отчет о проделанной работе; главный инициатор и идеолог ЕГЭ, ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов, неожиданно резко поступившийся своими принципами, которые он отстаивал 10 лет; один из отцов-основателей ЕГЭ, бывший руководитель Рособрнадзора Виктор Болотов. Теперь это называется независимой экспертизой?! Конфликт интересов у этой Большой тройки очевиден. При таком стиле работы Общественную палату вскоре придется переименовать в общественную палатку.

На том же заседании председатель профильной комиссии Совета Федерации Зинаида Драгункина заявила: «Дискуссия на тему «быть или не быть ЕГЭ» окончена». Действительно, формально с 1 сентября вступает в силу Закон об образовании, исходящий из наличия ЕГЭ. Да нет: дискуссии только начинаются. Как показали события этого года, слишком велики риски от «объегэривания» Всея Руси – бессмысленного и беспощадного.
Что делать? Предложений три.

1. Минобрнауки и Рособрнадзор обязаны опубликовать полный отчет о результатах ЕГЭ в этом году. В частности, необходимо указать, выполнено ли правительственное решение о достижении в этом году запланированного значения так называемого децильного коэффициента.

2. Необходимо создать подлинно независимую комиссию для расследования всех обстоятельств, связанных с внедрением ЕГЭ. В случае, если такая комиссия не будет создана решением президента или премьера, придется ее формировать Генеральной прокуратуре: есть поручение президента о расследовании нарушений при проведении ЕГЭ в этом году.

3. Ввиду вопиющего конфликта интересов ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов обязан подать в отставку с поста председателя комиссии по развитию образования Общественной палаты. В случае его отказа соответствующие меры должен принять председатель ОП академик Велихов. Все-таки элементарные правила приличия следует соблюдать.

Проблема независимости судов и независимости экспертиз – из одного ряда. Нерешенность первой – проявление непрофессионализма при проведении экспертиз на предмет соответствия закону. Вторая много шире; ее нерешенность – проявление зашкаливающего непрофессионализма во всех без исключения сферах жизни страны.

http://www.ng.ru/education/2013-08-01/3_kartblansh.html

 

Наконец-то я нашел время и место

Максим Соколов

Неизвестно, дошла ли реформаторская практика Министерства образования до точки невозврата, когда с необратимой утратой надо смириться и доживать свой век без образования, а только с компетенциями, эффективностями и прочими придумками ВШЭ, или же еще можно побороться — покуда есть жизнь, всегда остается надежда (вар.: молитесь Богу, в Его власти и чудеса творить). Во многом это вообще вопрос миросозерцания. То ли оставь надежду, то ли «Франция проиграла сражение, но не проиграла войну» — каждый выбирает сам.

Что делать дальше, всяк решает по-разному, но если опросить целевую аудиторию совершенно не для печати, что они думают о Минобре con tutti i frutti, ответ будет практически единообразный: «Въехал в Глупов на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки». Причем с высокой эффективностью. Небольшая деталь: с двадцатилетием ГУ—ВШЭ и его ректора Я. И. Кузьминова (притом что и дата круглая, и вполне можно сказать про этот вуз что-нибудь хорошее) поздравили знатные иностранцы, отечественные клиенты, патрон В. В. Путин — и все. Академическое и образовательное сообщество промолчало. То ли оно вообще отличается невежливостью, то ли форма признания реформаторских заслуг достигла уже и такой степени.

Но одно дело молчаливое понимание, а другое — минимальная общественная солидарность. С этим уже гораздо труднее, свидетельством чему реакция коллег на заявление ученого совета филологического факультета МГУ о состоянии дел в образовании. Ничего особенно нового ученый совет не сообщил, он лишь открытым текстом произнес то, что не для печати и так все говорят. А отдельные и притом вполне авторитетные лица даже и для печати. Новым было то, что, во-первых, это была коллективка, то есть мнение не отдельного отщепенца, но корпорации, во-вторых, корпорации, доселе лояльной начальству, в-третьих, резкие суждения принадлежали не штатскому хаму-журналисту и не всемирноученому профессору (дедушка старый, ему все равно), но людям, достаточно от начальства зависимым. Есть разница между профессиональными фрондерами и людьми совершенно лояльными: когда выступают они, это признак того, что совсем уже допекло и в реформе образования была перейдена какая-то важная грань.

Казалось, это было серьезным основанием для минимально солидарной реакции. Если уж до такой степени допекло, общий протест имеет ненулевые шансы на успех. Но — не на таких напали. Более прогрессивная и продвинутая часть гуманитарного сообщества решила по принципу «Дорогой Абрам, наконец-то я нашел место и время», что сейчас нет лучше момента, чтобы свести застарелые счеты и припомнить все обиды. Заодно и посчитаться с проклятым советским прошлым — ибо нет задачи сейчас актуальнее. Поэтому отзывы на текст ученого совета отличались своеобразной акцентуацией. Наиболее щепетильные признавали, что все в общем так и есть — констатирующая часть особых возражений не вызывала, — после чего следовало «вместе с тем», и основная часть отзыва была посвящена описанию злохудожных качеств факультета вообще и членов ученого совета в частности — как в современном, так и в историческом аспекте. Менее щепетильные сразу приступали ко второй части.

Отмечалась дурная кадровая политика, заключавшаяся — как в давнее советское, так в относительно недавнее время — в выдавливании выдающихся ученых. Чему вполне можно поверить. Вузовская среда нимало не чужда интриганству и подсиживаниям, причем везде — от провинциального пединститута до всемирно знаменитого Оксбриджа. Ничуть не красящие факультет кадровые комбинации имели место. Была и вина совсем незамолимая: «Среди подписавших — три (как минимум) секретаря парткома филологического ф-та МГУ». Грехи четвертьвековой и более давности, положим, не красят, но использованный полемический прием (у адвокатов это называется «размазать свидетеля») не говорит о готовности обсуждать существо вопроса. Разве что считать парторга безотносительно к его деяниям в этом качестве пожизненно пораженным в правах.

Что до сущностных претензий, они сводятся к тому, что, по мнению членов ученого совета, не все в советской системе образования было однозначно плохо, были и вещи вполне приемлемые и даже ценные, безоговорочного отвержения отнюдь не заслуживающие. На иной взгляд, суждение невинное и даже очевидное. Если бы советское образование всецело (или даже по преимуществу) сводилось к идеологической учебе, никаких положительных знаний и навыков не давая, откуда взялись бы нынешние его критики и реформаторы? Они всецело самоучки? Жизнь брала свое, и передовое учение отступало и перед насущными нуждами, и перед дореволюционной традицией, которая была более понятна, чем идеологический морок, конечно же, бывший не лучше эффективного морока нынешнего. Эта взявшая свое жизнь (не без изъянов и компромиссов, конечно) и была советской системой образования. Вряд ли можно проводить ее по разряду абсолютного зла.

Самое же главное — заниматься увлеченным ниспровержением советского строя на двадцатом году после победы над ним есть занятие странное и даже что-то неприятно напоминающее. На всякого мудреца довольно простоты, и критики филфаковских парторгов в точности повторяют поведение своих дедушек и прадедушек первой половины XX века. Это неумение различать, когда можно всласть драться chez soi и когда угроза такова, что разногласия отступают. Прихрявший хам (эффективный менеджер тож) благополучно сожрет как ветхих парторгов, так и глубоко современных исследователей русской литературы в кросс-культурной перспективе, которые рады случаю парторгов покопытить. Ибо это для высоколобых очевидна разница — то мы, передовые, а то парторги отсталые. Тогда как для хамов-реформаторов это в равной степени ненужные болвашки, различие меж которыми лишь в очередности подачи к столу. Так передовая советская интеллигенция даже в тюремной камере ощущала принципиальное различие меж собою и бывшими сатрапами царского режима и прочими контрреволюционерами. Не сказать, чтобы это ей сильно помогло.

Что поделать? «Умри ты сегодня, а я завтра» — это Menschliches, Allzumenschliches, человеческое, слишком человеческое. Даже новейшие (как, впрочем, и традиционные) гуманитарные знания против этого слишком человеческого бессильны.

http://expert.ru/expert/2012/49/nakonets-to-ya-nashel-vremya-i-mesto/

 

 

Министр против менеджеров

Ректоры университетов защищаются от Владимира Мединского

28 ноября Мария Салтыкова

Творческие вузы должны избавиться от непрофильных факультетов и прекратить выпускать менеджеров, юристов и экономистов — такое заявление 28 ноября сделал министр культуры РФ Владимир Мединский. Ректоры Гнесинки и Литературного института не согласны с министром.

Министр культуры Владимир Мединский опубликовал статью «Реформа высшего образования: стандарты для талантов». В ней он заявил, что творческие вузы должны избавиться от непрофильных факультетов. «Приняв за аксиому, что творческие вузы особенные, я бы пошел еще дальше: избавил бы ВГИК, МАРХИ, Литературный институт и т.д. от лишних факультетов. Юристы, пиарщики, экономисты должны выходить из стен профильных институтов», — говорит Мединский в статье.

Статья стала реакцией на опубликованные в конце ноября списки неэффективных вузов, подготовленные Минобрнауки. В первую группу образовательных учреждений, «имеющих признаки неэффективности в связи со спецификой деятельности», вошли некоторые подведомственные Минкультуры вузы, в частности МАРХИ и Литературный институт им. Горького. В статье Мединский отметил, что «категорически не согласен» с вердиктом коллег — «специфика этого образования совершенно другая», — и подчеркнул, что ни один из попавших в списки Минобрнауки пятнадцати «культурных» вузов не будет закрыт, но при этом признал, что совершенствовать систему надо.

Борис Тарасов, ректор Литературного института им. Горького

— В этом заявлении есть две стороны — министр справедливо говорит о том, что творческие вузы нельзя оценивать так, как технические и даже гуманитарные институты. Можно согласиться и с тем, что в этих вузах не должно быть никаких лишних факультетов, но у нас их как раз и нет. У нас очень цельное образование, никаких пиарщиков, экономистов, юристов. Их никогда не было, и никогда мы этого не планировали.

Галина Маяровская, ректор Российской академии музыки имени Гнесиных

— У нас действительно есть такое направление подготовки как менеджмент, сейчас мы уже делаем третий выпуск, но это очень проблемная специальность. Изначально, когда мы ее открывали, мы ориентировались на артменеджмент, и к нам шли в основном выпускники музыкальных училищ, уже имеющие представление о специфике этого направления. Однако после введения ЕГЭ поступать стали те, кто просто сдал математику и обществознание. Это совсем другой контингент детей, который нас не устраивает. Поэтому после открытия нового поколения стандартов по музыкально-прикладному искусству (в 2011 году. — ред.) мы создали профиль «артменеджмент» и уже второй год его развиваем, а экономическую группу с профилем «менеджмент управления», наоборот, закрываем.Конечно, для творческих вузов специальности, перечисленные министром, лишние, мы от них далеки. Но артменеджмент — это больше продюсерство, как и во ВГИКе (факультет продюсерства и экономики. — ред.). И это как раз направление творческое, которое готовит ребят к работе в сфере культуры и искусства.

Пресс-служба Казанского государственного университета культуры и искусств

— В нашем вузе действительно есть направление «экономика и управление на предприятиях культуры и искусства», но оно готовит специалистов только для работы в учреждениях соответствующего профиля. Наши экономисты работают в театрах, музеях, спортивно-оздоровительных учреждениях — они узкоориентированы.

http://www.mn.ru/society_edu/20121128/331705216.html

 

Реформа высшего образования: Стандарты для талантов

Владимир Мединский 28.11.2012, 226 (3240)

За последние 20 лет о российском образовании было сказано мало добрых слов. Сам не раз критиковал систему изнутри, как преподаватель. Но вот что получается: школу и вузы винят за то, что они остались рудиментами советской эпохи. И пожалуйста — образование попытались встроить в наше сегодня, тут вдруг выяснилось, что перемен ждут, но не хотят.

Дмитрию Ливанову совершенно несправедливо поспешили навесить ярлык«могильщика», но он всего лишь начал решать проблему системно, с госстандартов образования. Можно критиковать предложенную им методику оценки вузов, но до сего момента у нас не было вообще никакой. При этом тот факт, что ни один российский университет не входит в список 200 лучших институтов мира, регулярно используют как аргумент против того же Минобрнауки. Но что мы можем противопоставить зарубежным рейтингам? Только собственные стандарты качества.

В список неэффективных вузов Минобрнауки попали 15 подведомственных Минкультуры. Я категорически не согласен с тем, какой вердикт им вынесли коллеги, прежде всего потому, что нельзя оценивать так, как технические или даже гуманитарные институты, вузы, которые готовят творческих работников. Специфика этого образования совершенно другая.

Как ни странно, главный недостаток национального образования еще с советских времен — отсутствие привязки к жизненным реалиям и мировой практике — в творческих учебных заведениях оказался благом. Я считаю классическое творческое образование, сохранившееся в нашей стране, будь то Вагановка, Центральная музыкальная школа, Московская консерватория, ГИТИС или Строгановка, одной из главных наших национальных ценностей, наравне с сокровищами Эрмитажа и Оружейной палаты.

Процесс обучения творческим профессиям очень традиционный: мастер, ученик, личный контакт, взаимное доверие и повторение. Иного пути нет. Другие, даже самые сложные, дисциплины можно постигать современными методами: если профессор физики создаст канал на YouTube, его с радостью услышат сотни тысяч людей, сайт «Теории и практики» — убедительное тому доказательство. Это будет очень эффективный преподаватель. Но студия Васнецова мало отличается от мастерской Айдан Салаховой, а уж классы Мариуса Петипа и Юрия Григоровича, методики Сергея Эйзенштейна и Владимира Хотиненко вообще идентичны. Да, учиться творчеству сложно, дорого и, по стандартам Минобрнауки, крайне неэффективно — мастер не может воспитать сотни учеников, — но результат уже много лет поразительный.

Став каноном еще при жизни авторов, классическая школа выполняет сразу несколько функций. Как минимум, служит эстетическим образцом, которому весь мир вынужден подражать (классика и реализм) либо опровергать(модерн и авангард). Едва ли не более важная сегодня роль — конкурентное преимущество: академической живописи или танцу, кроме как в нашей стране, научиться негде. Поэтому главная наша задача — удержать планку. Сейчас это сложнее, чем, скажем, 20 лет назад. В лихие 90-е у региональных филиалов больших институтов и просто училищ появилась возможность укрупниться, стать «колледжем», «академией» или «университетом», набрать максимум абитуриентов на максимум специальностей. Самые энергичные деканы этим сразу воспользовались. Избыток разномастных учебных заведений и «обеспечивает» преподавателям серьезных вузов нищенские зарплаты, а масса выпускников ни дня не работают по полученной профессии. Мне понятно желание Минобрнауки навести здесь порядок, но в культурных учреждениях очень важно в порыве реформировать и улучшить — не навредить и не потерять.

Как я уже говорил, ни один из наших вузов не будет закрыт на основе рейтинга Минобрнауки. Но право и обязанность Министерства культуры, приняв к сведению мнение коллег, усовершенствовать систему управления своими учебными заведениями таким образом, чтобы, сохранив лучшие традиции, задать правильный вектор развития. Давайте разберемся, как лучше: 10 самостоятельных институтов с непонятной программой или один ВГИК с сетью филиалов, собственной съемочной базой, выдающимися педагогами и стандартами качества.

Минкультуры справедливо упрекают, что мы давно не пытались актуализировать госзадания нашим вузам и НИИ, не следили, где, чему и как учат. Принимаю эту критику как руководство к действию и готов вводить дополнительные специальности — кураторов, продюсеров, художников видеоарта, мастеров сцены и т.д. Сами творческие вузы заинтересованы давать хорошее востребованное образование, но вот что интересно: некоторые просят государство не мешать им это делать. Например, ректор Школы-студии МХАТ Анатолий Смелдянский прелагает позволить ведущим культурным институтам самим формировать свой учебный план. Его аргументы просты: много лет успешно выпускаем актеров и режиссеров, готовы развиваться — по собственной инициативе создали кафедру продюсеров. Только не навязывайте математический анализ вместо истории театра и репетиций. Приняв за аксиому, что творческие институты особенные, я бы пошел еще дальше: избавил бы ВГИК, МАРХИ, Литературный институт и т.д. от лишних факультетов. Юристы, пиарщики, экономисты должны выходить из стен профильных институтов. А творческим вузам нужно дать возможность не тратить время на посторонние предметы и экзамены. Самый яркий пример успешной творческой специализации — новый Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка». Его основатели самим названием четко поставили себе цель — давать качественные профильные знания в огромном потоке информации, и сегодня именно выпускники «Стрелки» получают самые интересные проекты.

Реформа образования, особенно в сфере культуры, должна привести к новым решениям старых проблем и конфликтов. Диалог государства и общества здесь должен начинаться на этапе разработки планов и стандартов. Минкультуры не может игнорировать рейтинг Минобрнауки, но вместе с общественным советом, ректорами наших вузов, директорами НИИ мы работаем над собственными критериями оценки творческих учебных заведений. Мне кажется, пришло время посмотреть на весь комплекс проблем образования и науки в сфере культуры и понять, где точки роста, а где системный сбой, и поэтапно выстроить новую логику процесса. Дорогу осилит идущий.

http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/351801/standarty_dlya_talantov

 

Зачеркнутые

Кому была выгодна дискредитация лучших вузов страны

В университетских аудиториях кипят нешуточные страсти. Виной тому черный список, куда вошло 136 вузов и 450 филиалов, которые в Минобрнауки посчитали неэффективными. Среди них оказались ведущие учебные учреждения страны — РГГУ, РГСУ, МАРХИ и многие другие. В министерстве заявили, что список пока предварительный, а окончательный будет сформирован к 1 декабря. По словам замминистра Александра Климова, уже к концу февраля министерство подготовит предложения по реорганизации неэффективных учебных заведений и представит их правительству. Что ждет вычеркнутые из жизни вузы? Будет ли вера новому рейтингу, если первый вариант оказался, мягко говоря, высосанным из пальца?

А судьи кто?

Качество высшего образования — больной вопрос для России. Чиновники твердят о том, что вузов в стране выше крыши, многие из них дают сомнительное образование, а студенты получают вместо знаний ничего не значащие «дипломы гособразца». Недавно министр образования и науки Дмитрий Ливанов озвучил такие цифры: «За 90-е годы количество вузов в России выросло более чем в два раза — с 510 до 1100. При этом уровень образования в стране резко снизился. И сегодня он не соответствует ни ожиданиям студентов, ни запросам экономики». Министр назвал и причины этой ситуации: получение дипломов за деньги, списывание и плагиат. «Главная задача в том, чтобы вузы не занимались халтурой, профанацией, то есть обманом студентов и государства, — пояснил чиновник. — Для этого министерство и проводит мониторинг их деятельности».

Под всем сказанным хочется подписаться — задача министерства следить за качеством работы подчиненных ему учебных заведений. Но общество должно понимать критерии этого качества.

В нашем случае чиновники учитывали средний балл по единому госэкзамену, с которым абитуриенты поступали в вуз, достижения в научно-исследовательской деятельности, удельную долю иностранных студентов, среднюю зарплату педагогов и квадратные метры, приходящиеся на одного студента. Критерии, кроме, пожалуй, научно-исследовательской деятельности, приводят в изумление. «Специалистам, которые проводили мониторинг работы российских государственных вузов и их филиалов, не удалось выполнить поставленную президентом задачу и определить критерии, по которым можно было бы выстроить вузы с точки зрения их эффективности. Они подвели Министерство образования», — кипятится ректор-основатель РГСУ Василий Жуков. И в самом деле подвели. Например, откуда в Литинституте, попавшем в черный список, взяться иностранным студентам? «Для того чтобы у нас учиться, нужно идеально знать русский язык, — разводит руками проректор по учебной работе Литературного института им. А. М. Горького Михаил Стояновский. — Мы ориентированы на внутренний рынок и готовим специалистов для работы в нашей стране. К тому же у нас, как и в других гуманитарных и творческих вузах, наряду с результатами ЕГЭ проводится творческий конкурс. Часто именно он является решающим при поступлении».

Зубоскалят и по поводу квадратных метров площади, которые приходятся на одного студента. «Если площади вузов не меняются, а количество студентов уменьшается, то количество квадратных метров на учащегося увеличивается, — подсчитывает Василий Жуков. — Выходит, чем меньше студентов идет в вуз, тем он эффективнее? Но это же абсурд. Наоборот, чем больше студентов, тем он престижнее».

Это касается и финансового благополучия педагогов. «Критерий расчета доходов на преподавателя сам по себе неплох, но методика подсчета была совершенно необъективна, — поясняет Михаил Стояновский. — Например, у нас есть педагоги — ведущие специалисты в своей профессии, которые работают на полставки или просто периодически читают лекции. Конечно, их доход меньше, чем у педагогов, работающих на полную ставку. Но когда берется весь зарплатный фонд и делится поровну на преподавателей, то получается совсем другая цифра».

При этом рейтинг почему-то не учитывал такие важнейшие показатели, как профессиональный успех выпускников и их заработная плата (эти критерии, кстати, в Европе и США являются основными при составлении рейтингов вузов). Например, в список неэффективных попал Государственный университет управления, большинство выпускников которого работают по специальности.

Еще один явный показатель эффективности — выделенные гранты. «Мы, например, получили грант президента, который отметил МАРХИ как один из вузов, поддерживающих отечественную культуру, — поясняет проректор МАРХИ по развитию профессионального образования Михаил Шубенков. — О нашей работе могут сказать и высокие показатели приема, и востребованность выпускников. Ни об одном из этих показателей не говорится в критериях мониторинга».

Сейчас чиновники признают, что в рейтинге были допущены технические ошибки. И многие вузы попали в него случайно. Так, на сайте МПГУ уже разместили информацию о том, что вуз попал в черный список по технической ошибке. Действительно, разве что технической ошибкой можно объяснить тот факт, что в перечень неэффективных попал головной вуз — РГСУ, а все его филиалы были признаны эффективными. «Непонятно также, почему в перечень неэффективных не включили целый ряд вузов, у которых даже нет аккредитации. Получается, чиновникам выгодно не трогать коммерческие вузы, учитывая их интересы?» — задается вопросом Василий Жуков.

А голова на что?

Министерству бы дать задний ход, подумать над критериями. Но нет — чиновники готовятся принимать меры согласно списку. Вузы, не получившие черную метку, продолжат работать в прежнем режиме, а вот остальных ждут большие перемены. «Предложения министерства по их реорганизации будут готовы к концу февраля, — рапортует Александр Климов. — Вузы не будут закрываться. После согласования с педагогическим коллективом более слабые будут присоединяться к сильным». Любопытно, к кому можно присоединить единственный в столице архитектурный вуз? Или литинститут?

Министр Дмитрий Ливанов предлагает увеличение финансирования проблемных вузов или смену их руководства. Настораживает, что в список опальных вузов попали те, которые обладают прекрасной материально-технической базой. Чего, например, стоит здание того же Литературного института рядом с Тверской или РГГУ на Миусской площади. Ректор РГСУ вообще назвал свой вуз «одним из богатейших в России». Помимо комплекса общежитий и отремонтированных корпусов университету принадлежат даже собственные санатории и базы отдыха. Обратите внимание, кто придет на смену ректорам опальных вузов: если это будут, как теперь принято говорить, эффективные менеджеры, то станет очевидно, что цели чиновников не лежат в области качества знаний.

Министерство собирается создать в регионах экспертные группы, которые совместно с руководителями вузов разработают рекомендации, как каждому конкретному неэффективному вузу выйти из кризиса. В свою очередь зампред правительства Ольга Голодец настоятельно рекомендовала неэффективным вузам задуматься о спасении своей репутации. Те задумались и стали высказывать свои претензии одну за другой. В результате почти сразу же после опубликования списка начались его корректировки. Были пересмотрены результаты Восточно-Сибирской академии культуры и искусств. Затем из списка удалили Горно-Алтайский государственный университет, Томский государственный педагогический университет, МАРХИ, Литинститут. По состоянию на прошлую неделю список корректировался чуть ли не каждый день.

Так как же все-таки отделить эффективные вузы от неэффективных? Может, не стоит изобретать велосипед, а нужно просто обратиться к иностранному опыту? Сейчас самыми влиятельными рейтингами в мире являются Times Good University Guide, US News, QS World University Rankings и Shanghay Ranking. Например, первый оценивает глубину программ бакалавриата. Это самый подробный рейтинг по специальностям. Один из самых цитируемых рейтингов готовит Шанхайский университет. Его основной критерий — профессиональный успех выпускников. Здесь учитывается даже количество полученных ими Нобелевских премий. И, конечно, весомую роль играет исторически сложившаяся репутация вузов, которая в рейтинге нашего министерства не учитывалась совсем.

Впрочем, у России все-таки своя специфика. «Очень важно расширить критерии оценки вузов, учитывая неоднородность экономической ситуации в стране, — поясняет директор Центра прикладных экономических исследований и разработок Института развития образования НИУ ВШЭ Татьяна Абанкина. — Например, в Калужской области всего один вуз, и он попал в список неэффективных. При этом область динамично развивается, и это единственный вуз, который готовит специалистов для местных предприятий. Но вместе с тем есть целый ряд регионов, где выпускники просто не могут трудоустроиться по специальности, так как нет вакансий. Им надо либо переезжать в другую область, либо менять профиль. Поэтому надо учитывать не только возможности трудоустройства по специальности, но и объективную ситуацию на рынке труда».

Итог этой истории печален не только потому, что многие уважаемые вузы получили удар по репутации. Но и потому, что в очередной раз чиновники дискредитировали правильное и нужное дело — выявление липовых вузов. «Действительно, нужно, чтобы шарашки, которые именуют себя университетами, но не дают никаких знаний, реально закрыли, — соглашается председатель Российского студенческого союза Артем Хромов. — Но в списке неэффективных вузов мы увидели флагманов российского образования, куда конкурс при поступлении составляет десятки человек на место». Вряд ли у кого-то повернется язык сказать, что профанацией образования занимаются РГГУ или МАРХИ. Теперь общественность будет уверена: профанацией занимается Минобрнауки, и этим дурнопахнущим списком станут трясти те, кого на самом деле нужно было бы прикрыть. И опровергнуть их будет трудно.

http://www.itogi.ru/obrazovanie/2012/47/184238.html

 

За честный ЕГЭ

Закончилось время внесения поправок в Закон «Об образовании в РФ», документ вышел на финишную прямую

2012-11-20 / Наталья Савицкая

Два дня назад истек срок подачи поправок в Закон «Об образовании в РФ». Всю прошедшую неделю на интернет-форумах и встречах вживую обсуждали фактически только это. Свое слово сказали Общественная палата РФ и Общественный совет при Министерстве образования и науки РФ. И там и там обсуждение добавило много любопытных деталей.

Например, стало известно, почему из законопроекта то и дело исчезают какие-нибудь важные правки. Вот положение о том, чтобы учителя не могли заниматься репетиторством с учениками своей школы за деньги. Ведь явно же коррупционный момент налицо. Но нет. Кто-то упорно вычеркивает этот пункт из ряда целесообразных. Оказывается, в приведенном случае «вычеркиванием» занимается Министерство юстиции. Чем объясняет свои действия? Замминистра образования и науки РФ Игорь Реморенко приводит такую формулировку коллег: «Правовой механизм этой нормы под очень большим сомнением».

И, конечно же, последние обсуждения – время создания окончательных правок. Ректор Высшей школы экономики (НИУ ГУ) Ярослав Кузьминов озвучил, пожалуй, самые спорные из них. Кузьминов предложил запретить прием на первый курс за счет бюджетных средств абитуриентов, не имеющих достаточного общеобразовательного уровня по профильным предметам. «Глубокие троечники» (обучающиеся сегодня, кстати, в большинстве инженерных вузов) низводят высшее образование к профанации. Право устанавливать минимальный порог баллов ЕГЭ для отсеивания неподходящих абитуриентов сегодня существует у вузов. По мнению автора правки, такое право должно быть и у учредителей образовательных организаций, то есть у Минобрнауки РФ.

Погоней за показателями считает Ярослав Кузьминов стремление к введению промежуточной и итоговой аттестации по программам дошкольного образования.

Кроме того, ректор ВШЭ предложил расширить право учащихся, их родителей и законных представителей на получение информации об образовательных организациях. Следующее предложение касалось права коммерческих организаций на реализацию программ профессионального образования. «Речь идет не о приватизации образования, – пояснил Кузьминов, – а наоборот – о вторжении образования в сферу реально существующих на рынке технологий». Кузьминов внес также предложение о независимой государственной аттестации выпускников вузов. И о праве вузов в части признания документов о высшем образовании, ученых степенях и званиях иностранных государств для зачисления студентов и принятия на работу преподавателей.

Члены ОП предложили в законопроект изменения, определяющие необходимость дополнительного финансирования образовательных организаций, работающих с детьми, которым нужны особые условиях обучения. И некоторые другие правки, уже озвученные ранее, на слушаниях в ГД РФ.

Обсуждение темы на Общественном совете свелось фактически к одному пункту – разбору статьи 70 Закона «Об образовании в РФ». Она называется – «Единый государственный экзамен». Казалось бы, чего обсуждать, когда ЕГЭ уже стал повсеместным. Не тут-то было. «Нам не уйти от статистики населения, видения общества, которое не одобряет введение Единого госэкзамена, – сказал член Общественного совета, доцент Российского госпедуниверситета им. А.И.Герцена Сергей Рукшин. – Не надо бояться дискуссии по ЕГЭ, ведь, как только мы вставим это в закон, возврата к прошлому не будет».

Рукшина поддержал Михаил Иванов, директор лицея «Физико-техническая школа» при Физико-техническом институте имени А.Ф.Иоффе РАН. Он вспомнил, как в 1994 году встречался с учителями американских школ и те испытывали неподдельный интерес к советской системе проведения итогового устного экзамена. Напомним, что в тот момент Америка переживала кризис тестовой оценки знаний ученика.

Сам председатель Общественного Совета академик Жорес Алферов тоже не в восторге от ЕГЭ. Он напомнил, что даже в МГУ, сверяя таблицу с данными сдачи ЕГЭ и экзаменом вуза, находят поразительное расхождение в цифрах. Впрочем, и самому дополнительному экзамену в вузе доверия тоже нет. Член Общественного совета и директор Санкт-Петербургской гимназии № 56 Майя Пильдес уверена, что дополнительный экзамен, разрешаемый вузу сегодня в целях набора студентов при большом конкурсе, – это существенный источник коррупции.

Обсуждение Закона «Об образовании в РФ» в Общественном совете породило новый лозунг времени: «За честную дискуссию о ЕГЭ и проведении его формата!» «Общественники» выдвинули фактически одно предложение – вынести ЕГЭ за рамки закона.

http://www.ng.ru/education/2012-11-20/8_ege.html